Печерин объяснял свой поступок тем, что не может жить среди людей, на челе которых напрасно было бы искать отпечатка их Создателя, что с детства его вела таинственная звезда, что он носит в сердце предчувствие своей великой судьбы.

Такова внешняя канва жизни Владимира Печерина. Его внутренний мир очень сложен и малоизвестен. Попытаемся все же заглянуть в него.

Владимир Печерин много переводил из Шиллера. “Он обожает Шиллера и живет в мире идеалов”, — свидетельствует его биограф. Лучшей характеристикой его настроения в то время является стихотворение “Желание лучшего мира”:

“Хотя это только перевод стихотворения Шиллера, оно вылилось у меня из глубины души”, — писал он своей кузине. Печерин и его сверстники любили и в то же время ненавидели героев шиллеровских драм, но не как поэтические образы, а как живых людей. Потому что они видели в них самих себя. Поэзия, театр, музыка и дружба заполняли их жизнь, что, впрочем, не мешало юным романтикам танцевать на балах (Печерин был одним из лучших танцоров Петербурга), ухаживать за барышнями и шалить по-гусарски.

Обобщая юношеский идеал поколения 30-х годов прошлого века, к которому принадлежал и Печерин, можно сказать, что это была возвышенная мечта о нерасторжимой связи человека с космосом, о красоте, наполняющей космос, о божественном достоинстве человеческой личности, мечта о долге сохранить незапятнанной эту божественную сущность и способствовать ее проявлению во всем человечестве. Крушение этого идеала позволяет многое понять в судьбе Владимира Печерина.

Каковы причины, побудившие Печерина принять католичество? Если признать, что искреннее обращение неверующего к вере — всегда чудо и — как чудо — непостижимо и для самого обращенного, а тем более для посторонних, то попытки ответить на этот вопрос так и останутся попытками. Об этом хорошо сказал сам Печерин: “Странные у людей понятия о так называемом обращении в католическую веру. Восприимчивость пылкой юности — проповедь — католический священник — все это вздор! Оно вовсе не так было. Никакой католический священник не сказал мне ни слова и не имел на меня ни малейшего влияния! Мое обращение началось очень рано: от первых лучей разума, на родной почве, на Руси, в глуши, в русской армии. Зрелище неправосудия и ужасной бессовестности во всех отраслях русского быта — вот первая проповедь, которая сильно на меня подействовала. Тоска по загранице охватила мою душу с самого детства. “На Запад! На Запад!” — кричал мне таинственный голос... Католическая вера явилась гораздо позже. Она была лишь необходимое заключение долгого логического процесса, или, лучше сказать, она была для меня последним убежищем после всеобщего крушения европейских надежд в 1848 году.

Может быть, я сам еще не разгадал загадки своей жизни? Это тайна Провидения”.

Но если цветок веры распускается тайно, то почва, на которой он произрастает, доступна постороннему взгляду.

Печерин оставил Россию в июле 1836 года. Он выехал со страстной мечтой о возрождении человечества для новой, свободной, прекрасной жизни и с фанатической ненавистью ко всякому деспотизму, в том числе и российскому, стоящему на пути к этому идеалу. Его вела непоколебимая вера в его высокое предназначение, вера, превратившаяся в убежденность, что именно ему, Печерину, суждено сыграть решающую роль в великой борьбе, что именно он уведет народы в царство свободы и красоты.

По правилам этого ордена Печерин отказывался от активной политической деятельности, к которой, казалось, он готовился всю предыдущую жизнь (напомним, что такой путь изберет другой русский эмигрант — Александр Герцен). Есть в поступке Печерина некий парадокс: стремление к духовной независимости, непризнание любой власти над собой привели к осознанному подчинению себя суровому монастырскому уставу.

Сохранилось письмо Печерина к родителям после принятия католичества, где слышится его искренний и, кажется, умиротворенный голос:

Всю жизнь он был благодарен родителям за подарок к своему пятилетию — книгу Гинбера “Сто четыре священные истории”. Много лет спустя он вспоминал, какое чрезвычайное впечатление произвела на него история смерти Спасителя: “Умереть за благо народа и видеть мать, стоящую у подножия моего креста — было одно из мечтаний моей юности”. Впечатление, оказавшее влияние на всю его жизнь.

Многим Печерин казался безумцем. Но в ту эпоху и в России и на Западе таких, как он, было немало.

Около 23 лет Печерин был членом ордена редемптористов. За это время по долгу службы он сменил несколько монастырей: Сент-Тронд, Виттем, Лимерик, Льеж, Брюгге, Фальмут, Клапам, находящихся в Бельгии, Голландии, Франции и Англии. Это был наиболее упорядоченный период его жизни, что, впрочем, объясняется монастырским уставом. Распорядок дня монаха-редемпториста: подъем — в половине пятого утра, в пять — получасовая медитация, в половине шестого — Месса и следующая за ней молитва, затем богословские занятия или работа в церкви с верующими (исповедь). В 11 часов — совместное обсуждение библейских текстов, через полчаса — литания в честь Пресвятой Девы Марии и получасовое “испытание совести”. В полдень — обед и затем отдых, который монахи проводят все вместе. После отдыха — вновь богословские занятия, молитва, работа в церкви. С трех часов дня и до вечера — духовное чтение или собеседование. После ужина индивидуальное чтение Розария. В 21 час — вечерняя молитва, через полчаса — сон.

Но, прежде всего, основная задача членов ордена — миссионерская деятельность. В соответствии с уставом они обязаны нести свет Евангелия в беднейшую и наиболее невежественную часть населения. Основатель ордена Аль-

фонс де Лигуори учил, что священники в своих проповедях должны избегать “всяческих богословских мудрствований и слов, непонятных простолюдинам”. Священник должен обращаться к душе слушателя и уметь затронуть наиболее чувствительные струны человеческого сердца.

В Витгеме, Клапаме и Лимерике Печерин единодушно признавался одним из лучших монахов как по образу жизни, так и по блестящему ораторскому дарованию. Он мыслил и жил как добрый католик “с желанием совершенствоваться в практике добродетелей” и в соблюдении обетов бедности, целомудрия и послушания, в противном случае он не был бы допущен к принятию священнического сана и тем более к миссионерской деятельности.

В 50—60-х годах прошлого века Печерин был одним из самых известных проповедников в Ирландии. Несколько его проповедей, собранные в отдельный сборник, дошли до наших дней. К сожалению, в России этого сборника нет. По мнению одного из современников, поразительное воздействие проповедей Печерина на слушателей являлось скорее следствием святости его жизни, нежели заслугой его красноречия. Его слава особенно возросла после знаменитого процесса 1855 года, когда религиозные противники выдвинули против него ложное обвинение в сожжении протестантской Библии, а суд признал его невиновным.

Жизнь Печерина в Англии и Ирландии была спокойной, в основном проходила в “неустанном труде на церковной кафедре и в исповедальне”. Встреча с Александром Герценом нарушила привычное течение времени. “Небольшого роста, очень пожилой священник в граненой шапке. Лицо его было старо, старше лет, видно было, что под этими морщинами много прошло, умерло, оставив только свои надгробные следы в чертах”, — таким в апреле 1853 года увидел Герцен Печерина, которому было всего 46 лет.

Они не нашли общего языка. Герцен предложил опубликовать в издаваемой им “Полярной Звезде” юношескую поэму Печерина “Торжество смерти”, на что получил решительное несогласие автора из-за несовершенства произведения. Результат этой встречи — только переписка. Но и сегодня нельзя без волнения читать мудрые строки католического священника, полные любви к людям, показывающие его глубокое понимание происходящих общественных процессов. “Когда ваши драгоценные упования обманут вас, когда силы мира сего поднимутся на вас, вам еще останется верное убежище в сердце католического священника: в нем вы найдете дружбу без притворства, сладкие слезы и мир, который свет не может дать”. Возможно, и сейчас следует прислушаться к его выводам: “Нет примера, чтобы общества основывались или пересоздавались бы философией и словесностью. Одна религия служила всегда основой государства... Когда философы, оракулы и поэты господствуют и разрешают все общественные вопросы, тогда конец, падение, тогда смерть общества. Это доказывает Греция и Рим...”.

Тем не менее, 8 декабря 1861 года Печерин вступил в орден траппистов. Устав ордена — один из суровейших в католичестве: вся жизнь посвящена исключительно созерцанию и аскезе. “Со времени вступления сюда, — пишет престарелый аббат, живший в общине еще до Печерина и с любовью вспоминающий о нем, — и до его выхода он служил назидательным примером. Он принимал участие во всех благочестивых занятиях и, хотя слабого сложения, ходил неукоснительно на физические работы. Промежутки он посвящал молитве и научным занятиям”. Вместе со всеми Печерин вставал в час ночи, пел псалмы и шел работать в поле. Однако вскоре он убедился, что уединение и молчание слишком тяжело сказываются на нем. В январе 1862 года Печерин выходит из общины траппистов. А через месяц архиепископ дублинский утвердил его капелланом при одной из главных больниц Дублина. Здесь Владимир Печерин и провел последние 23 года своей жизни.

...Шли годы. Родители Печерина, как и большинство его близких и друзей, уже давно скончались. К концу жизни все связи с родиной окончательно прервались, хотя он постоянно о ней думал. Свою библиотеку и все рукописи он завещал России. Благодаря стараниям русской консульской службы в Англии, несколько ящиков с книгами и рукописями Печерина были доставлены в библиотеку московского университета, где они хранятся и поныне.

На склоне лет к Печерину вновь явилась муза — подруга юности. В стихотворении “Ирония судьбы”, называя себя Дон-Кихотом, он с грустью замечает, что идеалы молодости так и не воплотились:

Владимир Сергеевич Печерин умер на 79 году жизни. Казалось, весь город участвовал в траурном шествии: свыше ста священников, весь персонал больницы. Его могила находится рядом с мавзолеем выдающегося государственного деятеля Ирландии Даниеля О'Коннеля.

“Кроме богатства ума природа дала вам еще другое великое богатство — богатство благородного любящего сердца”, — писал Печерину его друг и литературный критик Александр Никитенко.

... Владимир Печерин. Отозвалось на это имя сердце Герцена. Будем надеяться, отзовутся и сердца наших современников.

Журнал "Истина и Жизнь", № 4 за 1993 год